Каролине было не совсем понятно, почему именно ей поручили данной задание. Было ли это как-то связано с тем, что находящийся под её руководством отдел как таковой специализируется на работе вне главного штаба, или с тем, что в распоряжении лаборатории больше не нашлось свободных и компетентных рук или, например, с тем, что Блюм всё ещё считали зелёной и посылали бог знает куда только ради того, чтобы хоть чем-то занять и отвлечь, – она не знала.
Однако распоряжение есть распоряжение, и Каролина, сопровождаемая несколькими грамотными людьми из своего отдела и небольшой оперативной группой, у каждого из членов которой на правом плече красовался лабораторный вензель, отправилась выполнять задание по поиску и присвоению проекта двадцатилетней давности под названием «Анабиоз».
Впрочем, нет, не двадцатилетней.
Смирно сидящая на своем месте Каролина, задумчиво перебирающая в руках пачку сигарет, приходит к умозаключению, что проект «Анабиоз», который она про себя иронично прозвала «Пандорой», считается замороженным (хех) вот уже как 19 лет и 7 месяцев, плюс-минус несколько десятков дней. Скучающая Каролина отвлекает себя на бесполезные временные подсчёты и очень хочет закурить или хотя бы обмолвиться с кем-нибудь парой слов, но ребята из её отдела с головой погружены в приготовление к прибытию на заброшенную военную базу, перепроверяют какие-то данные, наводят исторические справки и ведут отчаянную борьбу за казенные пуховики, в то время как ребята из военного блока тоже чем-то заняты, на вид очень суровы и явно не горят желанием развлекать заскучавшую главу какого-то там левого отдела.
Был, правда, ещё один вариант, в данный момент отделённый от Каролины несколькими пустыми пассажирскими местами и, как и любой другой нормальный человек, так же занимающийся своими делами.
Он поймал их оперативную процессию где-то на границе города и, представившись неким Спенсером Джонатаном Гастингсом, предоставил документы, свидетельствующие о его личности, виде занятости и причине пребывания на территории карантинного объекта. Вместе с ними он предъявил весьма удивлённой Каролине бумаги, предоставляющие ему разрешение на вмешательство и (хотелось бы верить, что) содействие данной операции.
Порядком недоумевающая от сложившейся ситуации Каролина обменялась с представителем американской армии рукопожатием и, поймав краем глаза немного криво сросшийся нос и густую россыпь небольших, но весьма красноречивых шрамов на его руках и лице, предоставила командиру спец.батальона, как почётному гостю своей дорогой глубинки, место в своей машине, располагающейся во главе колонны.
Так и ехали, особо не обмениваясь ни любезностями, ни распоряжениями по факту, ни уточнениями о маршруте или планах. Блюм морщила нос, не находила в себе ни сил, ни предлогов к разговору, молча курила и, честно, но тщетно стараясь сбрасывать пепел исключительно в окно, причиняла водителю почти физическую боль.
Ещё через двадцать минут езды по ухабистой лесной дороге они, наконец, достигли места назначения.
Заброшенная военная база встретила их отчуждённо и холодно, но для исследователей из лаборатории это не имело никакого значения, потому что у них имелись коды доступа и несколько очень старомодных медных ключей, надо полагать – от складов и подвалов.
Для изучения внутренностей базы сильно не останавливались – прогнали оперативную группу, проверили незакрытые помещения на наличие инородной жизни, обычно представленной в виде бомжей и феноменально больших крыс, и поскорее начали спускаться вниз, на нижние уровни, туда, где было всё самое интересное.
В бункере царил таинственный полумрак и было ожидаемо холодно, и аккуратно спускающиеся по бетонным ступеням вторженцы, ошарашенные такой резкой смены лета на буквальную зиму, лишь сильнее укутывались в свои пуховики. Спенсеру Гастингсу, как не вписавшейся в план человеческой единице, куртки не досталось, однако из личного владения ему были пожертвованы меховая шапка и тёплый шарф, чтобы хоть как-то уберечь командира от промёрзлого, сырого холода.
Перед ними предстаёт небольшое, даже маленькое помещение, углы которого заросли густой, снежной плесенью – Каролине невольно вспомнились старые фильмы из детства, где в таких же подземных ледяных пещерах обычно находят вечную мерзлоту и вмерзших в неё древних динозавров.
Около стен – семь капсул и семь заледеневших атлантов внутри. Блюм отдаёт приказ – спокойный, больше похожий на просьбу, чем на авторитетное указание – и начинается работа, начинается исследование, аккуратный сбор информации и фиксирование всего происходящего.
И они, следуя строго предписанному порядку действий, переходят к главному – активируют капсулы.
Или, вернее, пока что только капсулу – одну единственную, ту, что ближе всего стоит ко входу, ту, на чьё стекло секунду назад подышала Каролина. На пробу.
Тускло горящая в полумраке зелёная лампочка загорается красным, и Каролина, случайно вдохнув ещё более леденящий воздух, немного отступает назад.
Стекло отъезжает вниз, и пока что безымянный мужчина, пробуждённый от своего сна длиною в целую жизнь, открывает глаза. Ещё секунду он ничего не замечает и не понимает, снимает с себя обветшалые от времени датчики, ещё секунду он совершенно без понятия, в какой ситуации не по своей воле, но оказался.
И вот он замечает её и, в защитном жесте выставив ледяные, почти синие руки вперёд, сипло и глухо говорит ей что-то, на русском. Несложно догадаться, что именно, особенно если повторили уже два раза, и она послушно и легко отходит назад. Всего на один шаг.
На его лице мелькает целый калейдоскоп эмоций и мыслей, и Каролине даже немного стыдно за то, с каким живым интересом она за этим наблюдает. Он думает стремительно и быстро, настолько быстро, насколько может думать человек, только что вышедший из сна, длившегося почти что двадцать лет.
И тогда он совершенно внезапно шепчет:
– Вот чччёрт…
Тихо, но вполне различимо и, что самое главное, по-английски.
И Каролина удивлённо моргает – джекпот, не иначе. Первая попытка – и сразу же дитя интернационального союза, надо полагать, Александр Лайтвуд, которому на момент заморозки, если не изменяет память, было около 30 лет. И даже не пришлось настраивать контакт теми немногими, ломанными, пару дней назад выученными фразами на непривычном и грубом русском.
Блюм так же выставляет руки вперёд, но не для того, чтобы установить дистанцию, а для того, чтобы продемонстрировать свою безоружность и мирные намерения. Улыбаясь, она говорит – спокойно и доверительно, даже ласково:
– Доброе утро, мистер Лайтвуд. Или, скорее добрый день? Только без паники, прошу, без паники. Всё хорошо, вам совершенно не о чем волноваться, всё под контролем, – она опускает руки и, не сводя горящих глаз со стоящего перед ней человека из прошлого столетия, улыбается вновь. – Как спалось? Ничего не болит? Меня зовут Каролина Блюм, и мы теперь с вами, по всей видимости, сослуживцы. Будем знакомы?
[/float] В царящем полумраке царило холодное освещение. Сработали датчики, в зал последовала подача холодного воздуха. Не просто холодного, а прямо-таки морозного - вплоть до момента, пока температура внутри помещения не достигла отметки "-20", продолжая понижаться по своей системе до "-30", после чего автоматически отключилась. Цветовой индикатор одной из капсул сменился с красного на зеленый, стекло чуть приоткрылось, выпуская в зал легкий дымок еще более морозного пара. Вентиляционная система сдула войлочный дым, параллельно запуская процесс активации.
